Within Temptation - All I Need

Ледяные пластины сомкнулись над головой, вдавили в воду; мутный озерный пласт проглотил Ривая с тихим всплеском. Успел задержать дыхание, падая; легкие свело холодом. Это все чертов снег - льется колючей белой пеной со свинцового неба, да так, что ничего не видно.
Ривай ничего и не увидел. И провалился вниз, в жгучую бездну, не заметив корки льда под слоем щедро размазанных сверху хлопьев. Замерзшее тело совсем не хотело двигаться, намокший плащ с драной эмблемой разведки тянул вниз; глаза щипало. Клинки выпали из рук, сверкнули под ногами где-то в глухой темноте.
Ривай задыхается; тянется вверх, путается в приводе, обмороженными пальцами отстегивает боксы с запасными лезвиями. Они поддаются не сразу, однако становится немного легче. Колотит в лед; пробить - не хватает сил, только кажется, что это с едва слышным мягким звуком смещаются собственные кости, но никак не серые кристальные плиты.

Немного подумав, Леви все-таки пришел к выводу, что это шутка, и решил непременно придушить шутника, как только до него доберется. Утром он даже в зеркало посмотрел, чтобы убедиться: он такой же мрачный и грубый на вид, как раньше; романтические мысли с его участием появились бы разве что у конченого извращенца.
И вот, вместо того чтобы начать наконец лекцию о канонах античной литературы, грозный профессор Аккерман рассматривал притихших студентов, уже готовых ловить каждое его слово. Эрд и Гюнтер отчаянно палились шелестящими фантиками леденцов, Петра за них пунцовела и виновато поглядывала на Леви, красноречиво извиняясь за своих друзей; Ханджи разрисовывала руки маркерами и исподтишка дергала нервного Моблита за свитер, чтобы он заценил.
Это все очень походило на какой-нибудь класс начальной школы, и Леви, обреченно закатив глаза, скользнул взглядом к тетради в своих руках, но неожиданно задержался на полпути. Прямо напротив него сидел Смит, гордость и краса всего факультета. Он почему-то неизменно старался сесть к Аккерману ближе, в то время как остальные, напротив, забивались в угол аудитории скопом.
Эрвин следил за Леви почти фанатично, наклонившись вперед и подперев подбородок ладонями. Он ничуть не смутился, когда их взгляды встретились - только широко и тепло улыбнулся, а потом закусил нижнюю губу. Леви, оторвавшись от созерцания лица довольного Смита, с раздражением заметил в себе неуместное смущение.
- Сегодня мы... - на выдохе начал он, мрачно сверяясь с планом в тетради.
- Профессор, вы же пойдете на Рождественский бал? - очнулась от дремы Ханджи, к черту позабыв о своих цветных руках и вообще о том, что у нее сейчас пара, а не чаепитие в кругу сокурсников.
Леви призвал к себе все имеющееся у него терпение и вспомнил о том, как ему еще в средней школе психолог советовал говорить с людьми вежливо и без ругательств. С того момента прошло уже лет двадцать, но совет актуален до сих пор.
- Нет, не пойду. И вы, Зоэ, тоже.
Хотя он уже не первый год преподает в гребаном, чтоб он провалился, университете, работа эта особо его не радовала тем, что приходилось пытаться быть дружелюбным хотя бы немного, как другие преподаватели.
- Почему? - наивно поинтересовалась Ханджи, игнорируя все намеки Моблита.
- В тот же день назначена пересдача поэзия Ренессанса, которую вы пересдаете. А я принимаю.

Леви испытывал непреодолимое желание не отдать Ханджи зачетку в руки, а кинуть в нее ей и закричать, чтоб она никогда больше не возвращалась. Обрадованная зачетом Зоэ быстро испарилась в коридоре, напевая очередную пиратскую песенку.
Ханджи путала детали безбожно, и Леви ощущал себя полностью разгромленным ее сбивчивым ответом, на треть состоящим из присочиненных ею подробностями, и еще на треть - задумчивым "эээ". Поэтому в кафетерий он едва дополз, мечтая о крепком кофе и тишине.
Он не ошибся - большинство студентов действительно уже собирались на Рождественский бал, устраиваемый ежегодно, так что в кафетерии было пусто и чисто.
Леви взял эспрессо и сел за столик у окна; в стекло бил сильный ливень. Никакого рождественского настроения не было, праздновать Леви ничего не планировал и только мечтал о выходных, в которые можно будет навести порядок в квартире и разобрать недавно купленные книги.
- Добрый вечер. - Раздался над ухом Леви чей-то голос.
Смит еще раздражал своим высоким ростом, из-за чего всегда приходилось смотреть на него снизу вверх, чтобы поздороваться. Хорошо хоть тот не наклонялся.
- Добрый. - Недобро проскрежетал Леви, кивая присаживающемуся напротив Эрвину. - Не участвуешь во всеобщем праздновании?
- Нет.
Эрвин зачем-то придвинулся к Леви ближе и снова улыбнулся своей странной, но уже привычной улыбкой.
- Что ты тогда вообще тут делаешь? Пересдавать нечего, сегодня выходной. - Спросил Леви, делая последний горький глоток кофе.
Эрвин выглядел так, словно сомневался, стоит ли рассказывать. Леви сощурился.
- К вам пришел. - Выпалил Смит и покраснел; Леви на некоторое время выпал в стратосферу.
- Что? - растерянно уточнил он.
- Ну, я же оставлял записку вчера и... - начал объяснять Эрвин, а потом вдруг покраснел и запнулся. Леви услышал слово "записка", сложил два и два и разозлился.
- Понятно. - Бесцветно произнес Леви и резко встал, чтобы уйти куда подальше, пока не узнал еще чего-нибудь, чего точно не хотел знать.
Эрвин совсем заволновался и вскочил следом, собираясь догонять его и что-то говорить, но Леви быстро кинул пустой пластиковый стаканчик от кофе в урну и вышел на улицу, где тут же попал под ливень и промок.

Леви и сам не заметил, как уснул на низком диване с очередной сверкающей гирляндой в руке - как раз такие они с Эрвином вешали над карнизами высоких, во всю стену, окон. Эрвин, кажется, вообще был в восторге от происходящего - бегал туда-сюда, доставал яркие шары из оберточной бумаги и то и дело оглядывался на Леви, словно в страхе, что он убежит или испарится.
Эрвин даже заварил чаю; конечно, совсем не так, как если бы это сделал сам Леви, но тоже неплохо. Они сидели на толстом чистом ковре и молча смотрели на нескончаемый дождь, прозрачными нитями падающий вниз. В какой-то момент Леви даже подумал, что не против бы был просидеть так вечно, но потом Эрвин что-то спросил и нечаянно расколол это ощущение спокойствия.
И они снова бегали, уже в поисках фонариков, а отыскав их, нашли еще и бутылку виски. И сидели на маленькой кухне еще несколько часов, обрывочно читая стихи и делая паузы - просто безмолвно вглядывались в глаза друг друга.
После этого они вспомнили об оставшихся гирляндах и искали, как ими распорядиться так, чтоб было красиво. Об этом они успели поспорить, но в конце концов пришли к консенсусу - гирлянды повесить как-нибудь рядом со шторами. Леви оказался низким для этой идеи, так что он просто сидел на диване и распутывал запутавшиеся гирлянды, а Эрвин их вешал.
И Леви случайно уснул. Он всегда беспокойно спал и проснулся весь обмотанный красной блестящей гирляндой.

Прошел еще один день, и Леви удивился тому, с какой легкостью он совсем недавно доверился человеку, которого толком не знал. Провел с ним длинный вечер и часть ночи, как будто давно знаком; несколько раз сказал что-то действительно искреннее.
Леви разворошил память и попытался собрать в целое все диалоги с Эрвином, все его случайные взгляды и собственные мысли обо всем этом. Сначала не особо получалось, но потом Леви к своему безграничному изумлению обнаружил, что и раньше Смит на него так смотрел, и раньше пытался привлечь его внимание своими точными ответами, и еще напрашивался на какие-то проекты; однажды даже попросил принести материал по очень узкой теме. Леви тогда согласился и собирался поощрить его рвение к истине подробными пояснениями, но, кажется, заболел.
Почему он не замечал этих ситуаций? Разве он настолько невнимательный?
Леви на себя злился; за все. За то, что не спохватился еще полгода назад, за то, что еще позавчера непринужденно болтал с Эрвином, не покоробившись от быстрого перехода на "ты". В конце концов, за то, что сам себе позволил поверить в непонятные чужие чувства к себе, наверняка не настоящие - а то какие же еще? Отражение в зеркале не изменилось.
За подобными размышлениями Аккерман полностью убрал дом и рассортировал книги, но это не принесло ему никакого удовлетворения. Он уже твердо решил выкинуть все так или иначе связанное с Эрвином из головы, когда получил письмо по электронной почте.
Главная площадь. Семь вечера. Какой-то дополнительный ориентир в виде маленького кафе или магазина - Леви быстро читал, почти не вдумываясь в суть, так что скоро пришлось начать заново.
- Какого черта я должен куда-то идти? Просто потому, что он меня будет ждать? - говорил он сам с собой вслух, доставая из кухонного шкафа банку с кофе.
Леви выпил кофе, начал читать новую книгу, придирчиво осмотрел окна на предмет пыли и послушал музыку - так он тщательно отвлекал себя от дурацких, как он считал, побуждений. Древние настенные часы отбили семь вечера, и Аккерман бы совсем не обратил на это внимания, если бы не получил еще одно сообщение, состоящее всего из двух слов.
"Здесь холодно".
Леви фыркнул и продолжил листать в телефоне список музыкальных альбомов.
Таким образом он героически продержался до семи двадцати трех. А потом оделся и вышел, торопливо закрыв за собой дверь.

В первый раз Леви увидел его, обернувшись на уходящую вдаль узкую грязную улицу, затянутую поволокой дыма, раскаленной солнечной рябью и мерзкими запахами. Он улыбнулся неуверенно, но тепло, как будто они были давно знакомы - еще с начала исчисления лет, а может, с самого первого мира, разделенного на двоих.
Глубоко в душе Леви всегда догадывался, что он существует: бродит где-то по земле, раздает тепло и жизнь, дарит надежду. Леви надеялся никогда с ним не встретиться. Теперь стоял, изумленный неприятным безмолвным знакомством и изнуряющей жарой, злился на судьбу, а потом решил: работу за него никто не сделает. Какая разница, наблюдает за ним кто-то или нет?..
Вглядываясь в лицо попрошайки, Леви нашаривал в туманном кармане монету. Он не мог сосредоточиться на желании ее получить, поэтому холодная сталь не сразу коснулся пальцев.
Получилась золотая. Леви протянул ее с улыбкой; отдал, как бы нечаянно касаясь грубой загорелой ладони, испытывая при этом глубокое отвращение; отшатнулся, когда ему бросились в ноги; запахнул плащ и скорее пошел - подальше от того, кто так внимательно смотрел на него с конца улицы.
Фальшивая улыбка поблекла и вернулась в сжатые добела губы. Через пять шагов позади вырвался из июльского красного воздуха гудящий ропот. Леви не стал оглядываться, но без труда представлял, как за его спиной люди дерутся за золото мертвеца.
Улыбка Эрвина жгла затылок.

Леви не спрашивал у него имени - оно узналось как-то само собой; может, выхватил из слухов о высоком ангелоподобном целителе, может, увидел во сне, может, по глазам прочел. Непрошеное облегчение расслабило вечно напряженные плечи: Эрвин действительно существовал. Леви не чувствовал жалости и сожаления, когда отдавал кому-то собственную смерть, одиночество не давило на него, но все-таки оказалось здорово... когда кто-то знает.
Леви не хотел с ним говорить, не хотел больше выглядывать в толпе раздражающую улыбку. Ему было достаточно знать: он есть. Прямо сейчас. Где-то там.
Во второй раз их взгляды пересеклись на шумной площади города на самом краю южной страны. Стало прохладнее, весь урожай собрали, открылись традиционные ярмарки. Люди смеялись и покупали сласти, петляя меж цветастых шатров, а Леви стоял у клумбы поодаль, для разнообразия дорого и красиво одевшись. Он заметил Эрвина, платящего за кружку имбирного чая; отдающего безнадежно больному продавцу его скорое выздоровление. Потом Эрвин двинулся куда-то в самую толчею, и Леви вздохнул с довольством.
От его подошв на куске травы, окаймлявшей высокое дерево, остались выжженные следы.

Холодало. На улицах уже никто не рисковал торговать, на каждому углу продавали глинтвейн, люди укутывались потеплее. Но только не тот бледный мальчик, которого Леви случайно встретил у здания театра. Наверняка он хотел согреться внутри, а его не пустили.
Длинные светлые волосы, кажется, покрывались инеем, а голубые глаза опасливо косились на небо, почти готовое разразиться снежной бурей.
Леви подумал: зима убьет его. Это ведь только первый шаг к концу осени, а там с севера подует, морозы стянут кладбищенскую землю. Лучше сейчас, без боли, чем потом, от голода, страха и холода.
- Эй. - Равнодушно позвал он мальчишку, пытающегося обмотаться тонким рваным одеялом.
Полный морского бриза взгляд обратился к сказавшему слова, и у Леви перехватило дыхание. Он не знал, какой повод выбрать, чтобы прикоснуться, чтобы своими ледяными пальцами передать смерть. И неожиданно для себя самого нащупал в кармане горсть граненых камней, но стылой кожей ощутил чужой оклик и повернулся в сторону, где Эрвин, впервые без улыбки, следил за ним.
Эрвин покачал головой; Леви пожал плечами и ушел прочь, так ничего и не сделав, но сказав мальчишке на прощание:
- Береги себя.
Если уж Эрвин хочет, чтоб он сдох от истощения, то пусть.

Леви укрылся от первых весенних лучей в заброшенном парке, у тротуара рядом с потрескавшимися каменными чашами фонтанов. Цветы уже сонно пробивались сквозь редкое травяное полотно. Они все без исключения Леви нравились, но он не мог их брать в руки.
Усевшись на землю, он в очередной раз коснулся подушечками пальцев ярко-синего соцветия, чьего имени не знал. Лепестки стали вянуть, серея и сморщиваясь, пока не осыпались серым пеплом.
- Ты сам выбираешь, кому умирать? - вдруг спросил Эрвин, появившись из ниоткуда.
- А ты думаешь, я во сне сам себе предсказываю или голоса в голове слышу? - вопросом на вопрос ответил Леви; голос вопреки желаниям вышел усталым, а не полным яда.
Эрвин замолчал. Леви ждал, когда же услышит шаги, но тот стоял неподвижно и через два подснежника сказал:
- Тот мальчик выжил и проживет еще очень долго.
- Рад за него, - буркнул Леви. - Он что, был болен?
- Не был. Я не касался его.
Леви смахивал с ладоней пепел мертвых цветов. Руки совсем замерзли, но это было привычно: он ведь за всю долгую жизнь ни разу их не согрел, а с момента рождения лет четыреста минуло точно.
- Я просто хорошо его помню. Он всегда выживал. - Объяснил Эрвин и сел рядом с Леви, пачкая брюки в земляной пыли.
- Конечно. - Легко согласился с этим бредом тот, мечтая, чтоб его оставили в покое.
Кто бы был рад, если бы ему достался сомнительный дар раздавать путевки на тот свет. Леви точно не был, но пришлось привыкнуть. Кто-то мирится с низким ростом или веснушками; Леви мирился с тем, что он есть смерть. Первое столетие он искал себе подобных, но понял, что он один.
- Я надеялся встретить тебя раньше, но этот мир очень большой. Я долго искал.
Леви хотел возмутиться, уйти, врезать, но Эрвин к нему наклонился, взял его ладонь в свою и, переплетя пальцы, сжал стебель нежно-зеленого морозника...
И ничего не произошло. Никакого пепла.
И руки согрелись.
И Леви все вспомнил. И по-настоящему улыбнулся, и сказал: "Давно пора" - прежде чем сжать свои пальцы на пальцах Эрвина и откинуться ему на плечо.