Ханджи - первая женщина-командор. Это вызывает массу недоумения у тех, кто с нею не знаком, стоит им только услышать, что к новой главе разведки обращаться надо не "сэр", а "мэм". Аристократия обескуражена, Пиксис и Доук опасаются, хотя и не подают виду, а все прочие нервно смеются, мол, это же легион, вечно у них не все в порядке.
Ханджи совсем не до смеха. Она едва ли не боем выдрала возможность похоронить повешенного Эрвина с подобающими почестями, она с равнодушным лицом смотрела, как гроб опускали в свежую могилу, и только потом, наедине с собой, она тихо плакала в обнимку с бутылкой коньяка. И только потом, далеко за полночь, уже ближе к рассвету, к ней пришел Леви с красными глазами, а в шесть утра ворвался такой же измученный Моблит, чтобы поднять командора вовремя.
У него язык не поворачивается снова на "ты", он не путает с непривычки, не называет ее майором.
Ханджи очень жалеет о том, что никогда раньше не стремилась постичь тонкости бюрократии, переговоров и политических дрязг. Ей приходится тяжело с навалившейся документацией, постоянными вызовами, военными совещаниями и сборами. Моблит помогает, чем может, носит кофе и чай и относит назад грязные чашки. А когда сил у нее не остается, и хочется уже выть от этой безысходности, тупых цифр и путающихся мыслей, Бернер вздыхает, стаскивает с нее форменную куртку и часть ремней привода со спины и груди откидывает, чтобы сделать массаж.
И всех слов мира не хватит на достаточно искреннюю благодарность.
Бывшие кадеты не смеются над ее неуклюжестью - неуклюжести больше нет, она уже не может себе этого позволить. Не может себе позволить терять бумаги, просыпать, пропускать тренировки. Не может позволить себе ни секунды сомнений. Только вперед, только без страха.
Ханджи переписывает расписание офицеров и рядовых начисто, придумывает новую систему тренировок и с удвоенным рвением проектирует орудия для борьбы с титанами. Она берет в подручные Арлерта и учит его всему тому, что сама знает, потому что смерть Эрвина в очередной раз показала: смерть в любой момент способна настигнуть, не спрашивая, удобный это момент или нет.
Ханджи загоняется до невменяемого состояния. И если Моблит мог терпеть до этого, то теперь не может - прерывает очередной сеанс массажа и спрашивает:
- Сколько можно убегать от ответственности?
Зоэ поднимает голову и не отвечает ничего.
- Все эти изменения, и новый распорядок, и такое множество перемен сразу, как будто за нами кто-то гонится, как будто есть определенный срок. Мы и до этого знали, что долгая жизнь - точно не разведчиков привилегия.
Он говорит и говорит, а сам понимает, что не получается уместить свои наблюдения за Ханджи в четкие фразы, и его объяснения расплываются совсем.
- У меня никак не получается до конца осознать, что теперь я - для них все, что все от меня зависит. Не хочу быть куском дерьма вроде Шадиса, из-за которого столько славных ребят полегло. Не хочу быть одной из многих таких, как он. - Внезапно признается Зоэ, устало прикрывая глаза.
- Я рядом. Все ошибаются, глупо бояться ошибок. Пока легион сплочен, бояться нечего.
Одним маленьким разговором этот вопрос не решить, не избавиться от страха и неловкости, но Ханджи облегченно вздыхает и снимает очки, чтобы протереть стекла.
Моблит думает: "мы вместе", и это больше относится к нему и Зоэ, чем к легиону в целом. Он всегда считал Ханджи первой - в изучении гигантов, в новых методах боя...
Первой для себя самого.