Леви нервно щурился в жидкую темноту, не считая минут. Воздух из приоткрытого окна лился свежий, будто весенний; Леви раньше не знал, что бывает такой чистый воздух, и это было удивительно - не морщиться от гари и не чувствовать противного жжения в легких.
Рабочий стол был хорошо убран - карандаши, ручки и перья лежали в ряд, стопка белой бумаги лист к листу лежала на краю. Пухлый ежедневник привлек внимание Леви, и он полистал его, но не нашел ничего, кроме одних только схем со стрелками, именами или вовсе сокращениям в виде заглавной буквы слова и одной точки за ней. Мимоходом Леви подумал, что почерк у Смита ужасный - мелкий, угловатый и неразборчивый. Будто специально.
Только одно раздражало в этом порядке: немытая чашка. Эрвин раздражал в общем. Его привычка нагло (внимательно) рассматривать собеседника, казаться добреньким (предлагать помощь с освоением в легионе) и обыкновение спрашивать "Как дела?", хлопая своими длинными невозможными ресницами - все это раздражало Леви до трясучки.
Однако он совсем растерялся, когда выяснилось, что его нужно убить. Он это знал - в этом заключался смысл его пербывания в разведке -, но он все равно словно бы удивился, что ему придется сделать это так скоро и так обыденно. Он ведь всегда думал о худшем, и смутные представления о погонях, обвинениях и перестрелках с товарищаи Смита закрепились в памяти как наиболее вероятный исход дела.
Прошло достаточно времени, чтобы к Леви, Фарлану и Изабель достаточно привыкли и перестали сторожить их по ночам. Фарлан считал, что лучше убить капитана Смита по-тихому, забрать папку с документами и быстро бежать. Утащив казенных лошадей, конечно.
И Фарлан теперь каждый вечер готовился, а Леви каждый вечер приходил к Эрвину, о чем тот, разумеется, не подозревал. Эрвин поздно ложился спать, а спал так крепко, что вторжение Колосса в пределы штаба разведки не могло бы его разбудить.
И Леви беззвучно мерил комнату капитана шагами, садился на спинку кровати в ногах у Эрвина, смахивал пыль с книжных полок и смотрел в окно. А на следующее утро придумывал себе оправдания, одно нелепее другого.
Бывало, он слышал чьи-нибудь шаги в коридоре и весь собирался в напряжении. Чаще всего проходили мимо, но однажды заглянула и Ханджи, широко отворив дверь. Леви не дыша притаился за книжным шкафом. Если бы Зоэ сделала несколько шагов - она бы заметила его, однако она ушла.
Леви предположил, что она лунатичка.
*
Леви пялился Эрвину в спину и крепко сжимал зубы, как будто не его это была вина, что план Фарлана стопорился. Изабель начала беспокоиться: в конце концов, чем больше они медлят, тем ближе к ним вылазка, к которой их так тщательно готовили.
Леви сидел в столовой, подальше от других. Многие давно ушли, Изабель с Фарланом тоже; остались только Эрвин и Майк за столом у входа. Леви не составляло труда разобрать их слова.
- Мне кажется, я схожу с ума со всеми этими планированиями и попытками додуматься до чего-нибудь дельного. - Вдруг признался Эрвин, устало потирая пальцами переносицу.
- Почему? - коротко поинтересовался Майк, ничуть не меняясь в лице.
- Вчера я оставил на столе кружку из-под кофе. Сейчас она стоит чистая на краю стола, хотя раньше стояла рядом с кучей неразобранных папок.
Майк пожал плечами. Леви хмыкнул и уткнулся в кружку с чаем.
*
Едва ли с пару месяцев назад Леви мог бы себе представить, что выбрался наверх, а если бы ему сказали, что он станет разведчиком - пальцем бы у виска покрутил. Но попасть за пределы Стен вполне по собственной воле - из разряда сновидений после изрядной доли чего-нибудь крепкого.
"Мне будет прще убить Эрвина здесь, в суматохе", - утешал себя Леви, стараясь не упустить ни одной детали вылазки. Эрвин находился на лидерской позиции, нужно было дождаться удачной возможности, чтобы подобраться к нему и нанести удар. Никто не должен оказаться случайным свидетелем, иначе Леви не вернется в пределы Розы.
Фарлан и Изабель не боялись ничего - только смотрели по сторонам, удивлялись всему и любовались неожиданно открывшимся  миром. Леви бы тоже полюбовался, но его тяготила собственная роль в плане. Фарлан бы охотно с ним поменялся, однако Фарлан медлить не станет, в отличие от Леви, и выполнит задуманное.
Леви нутром ощущал неладное, от всего, как ему казалось, веяло пылью. Из-за этого поражаться красивым видам не выходило.
Зато Леви поражался Эрвину. Раньше он никак не мог понять, почему Смит такой авторитет - доверия у разведчиков к нему даже больше, чем к официальному лидеру, грубому Шадису. Теперь стало ясно: это все потому, что Эрвин сам создал легион таким, каков он сейчас, потому что он видит в разрозненных отрядах единую систему, особый механизм, и отлаживает его, настраивает на свой вкус. И каждый осознает свою роль, свою важность, как части целого, и идет за Эрвином - хоть титану в пасть.
Раздражение Леви немного поугасло.
*
Дождь хлестал в спину, капли забивались под ворот рубашки, а плащ намок и отяжелел, с его складок ручьями текла вода. Леви ругался сквозь зубы, проклиная внезапный ливень, из-за которого видимость упала до нуля. Изабель и Фарлан все еще выглядели решительными, а не напуганные, и от сердца Леви неохотно отлегло холодное ощущение липкого страха.
Все-таки это та сама удачная возможность; они ее ждали. В таких тяжелых условиях, без возможности сориентироваться на местности, смерть Эрвина покажется трагичной, но естественной, и не вызовет подозрений и вопросов.
А потом все полетело под откос. Леви стоял по колено в грязи, смотрел перед собой затуманенным взглядом и лишь отдаленно воспринимал происходящее. На него глыбой обрушилось острое одиночество.
Если бы он был осторожнее и умнее, Изабель и Фарлан не умерли бы? Если бы он не медлил, когда был реальный шанс, то они бы вообще не участвовали в этой экспедиции? Если бы он не слушал то, что рассказывал и даже почти обещал ему Эрвин...
Если бы, если бы, если бы. Он был непростительно мягок, он за это поплатился.
И он двигался словно в полудреме, и доставал клинки, и, однажды упав, согласен был с тем, чтобы сгнить в этой земле.
*
В той вылазке Леви с Эрвином разминулся. А потом, вернувшись, никак не мог взглянуть ему в глаза. Он ведь вел всех, снова координировал отряды после ливня, кое-как собрал воедино, вернул назад, кого мог.
Кроваво-зеленой полосой растянулся строй разведчиков, вступающий в Шиганшину. Люди что-то кричали, какой-то парень кинул мелким камнем в Шадиса, а попал в Эрвина, резанув скулу.
Мрачные, мокрые и холодные, похожие на продрогших зимних птиц, они ютились в штабе, перевязывались и, в основном, пили. Леви носил в кармане нож и поглядывал на Эрвина, а тот, как назло, постоянно на него оборачивался, и в синем его взгляде было больше скорби, чем в чьем бы то ни было.
Он подошел к Леви и мягко положил ладонь со следами крови на его плечо.
- Чего надо? - почти неслышно от изумления спросил Леви; пытался быть погрубее, а вышло как-то по-детски.
- Вот. Хотел отдать тебе.
Эрвин вытащил из кармана брюк истрепанные клочки вырезаной ткани. Леви невольно задержал дыхание, распахнув глаза и побледнев.
- Это нашивки с формы Фарлана и Изабель. - Коротко объяснил Эрвин, все так же следя за зрачками Леви. - Я видел... их. Когда со своим отрядом повернул назад и пошел в обход проложенного маршрута. Я не мог привезти тела и срезал нашивки с нагрудных карманов.
Леви нерешительно протянул свою руку к руке Эрвина, а потом просто сделал шаг вперед и уткнулся ему в плечо. Простояв так несколько секунд, он быстро оторвался от спокойного, совсем не удивленного Смита, и поскорее ушел, складывая полученные нашивки в свой нагрудный карман, поближе к сердцу.
*
Леви сидел в кресле Эрвина. Эрвин спал, но сквозь сон его явно терзало перевязанное предплечье, и он много возился в постели. Окна уже были плотно закрыли; последние остатки осеннего солнца иссякли, и зима неотвратимо наступала.
Леви привыкал к бессмысленной ночной слежке.
Через завесу бредовых сновидений Эрвин услышал, как звонко фарфоровая чашка была поставлена на стол; а потом аккуратно закрылась дверь.
Эрвин улыбнулся.