КАТАЛИЗАТОР (ERWIN’S POV)

Леви был небрежно претенциозный.

Обо всем говорил буднично, выказывая лишь равнодушие; любая его попытка придать ровному тону что-нибудь кроме походила лишь на саркастическую усмешку. Как следствие, с людьми он предпочитал иметь насколько возможно меньше общего, замыкаясь в собственной клетке из рутины и изредка отвлекаясь на то, чтобы вывести из себя кого-нибудь поблизости. Все его мнения были категоричны, и многие оспаривались легко - и потому так хотелось их оспорить, ему назло.

Все это думал Эрвин, прежде всего заостряя свое внимание на том факте, что Леви всего лишь четырнадцать. И со своего двадцатипятилетнего возраста и сравнительно внушительного роста смотрел на мальчишку открыто насмешливо, чем еще сильнее распалял на нелепые попытки вызвать настоящую ярость, которая уничтожила бы все вокруг.

Отсчет холодной войны велся с последних дней весны, когда Леви пришлось остаться у Эрвина на все лето.

Очередной случай внезапного знакомства с дальним родственником, которого до того никогда в жизни не видел, но обстоятельства сделали нехилый финт, принудив обоих к совместному жительству.

*

Эрвин с любопытством воззрился тонкие пальцы Леви, сжимающие исходящую паром чашку с чаем.

- Тебе не горячо? - Поинтересовался он, отрываясь от журналов и откладывая в сторону маркер.

- А тебе какое дело?

За прошедшую неделю о мальчишке выяснилось всего ничего, однако достаточно, для того чтобы стараться лишний раз его не дергать. Иначе откуда бы волосы Эрвина отливали легкой лазурью?..

Как химик он был восхищен аккуратным смешиванием своего шампуня с голубым тоником, но как человек особого восторга не испытывал. Пришлось отменить несколько запланированных встреч, потому что светиться перед знакомыми в таком виде не хотелось. Шутки Майка и Найла никогда не отличались тактом.

Впрочем, цвет легко и быстро вымывался, и Эрвин никак не показал своего желания прибить мелкого за дурацкую выходку.

- Я схожу в магазин, - наконец бросив скучные журналы, сказал Эрвин, - тебе купить что-нибудь?

Леви прошил его колючим и презрительным взглядом. На секунду его лицо выровнялось нейтральной задумчивостью, и таким оно казалось почти красивым.

- Зефир. Пожалуйста.

Отдельно произнесенное "пожалуйста", к удивлению Эрвина, прозвучало даже не издевательски. Неожиданно умиротворенный этим, он вышел из дома в благодушном расположении духа и решил позвать Ханджи на пиво.

И лишь в отражении витрины заметил на спине стикер с какой-то надписью.

*

Ханджи, кажется, скупила все пиво, имеющееся в городе. Хуже того - она и собиралась выпить все, хотя из количества банок можно было сконструировать башню выше нее самой.

- Не боись, - сверкая очками, громко и весело успокаивала она Эрвина, - я же физик, я знаю, как это провернуть.

Эрвин ничего не сказал вслух, но догадывался, что таинственные способы Ханджи не имеют никакого отношения к физике.

Леви, выйдя из своей комнаты, имел счастье наблюдать развалившуюся на Смите Зоэ, поющую какую-то странную песенку и предлагающую махнуть куда подальше. Наделив непоседливую ученую даром к точным наукам и стремлением к поиску истины, небо обделило ее же музыкальным слухом.

Критически оглядев эту картину и демонстративно зажав уши ладонями, мальчишка забрал коробку с зефиром и перед тем, как хлопнуть дверью, резюмировал:

- Эта пьяна с двух банок, а ты заснешь и с первой, потому что зануда.

Поднимая с пола очки, Ханджи ткнула Эрвина в бок и, подмигнув, плюхнулась на него с силой.

- Какая милая у тебя девочка. Прям как моя Петра.

*

Следующим утром они, зеленые и отчаянно пытающиеся устоять на ногах, собирали по комнате фантики от конфет, разноцветные ленты и воздушные шары. Оказывается, ночью им не сиделось на месте - об этом красноречиво свидетельствовали селфи на фоне парка, выложенные в сеть с телефона Ханджи. И СМС-ка от Найла, разбудившая Эрвина в одиннадцать.

«Демонстрировать свою голубизну так явно - это моветон».

И потом:

«Ты мне должен конспекты по органике».

И еще:

«Дебил».

И с утра Эрвин вспомнил про свои волосы, а потом они с Ханджи вместе вспомнили, как Леви ненавидит бардак. И чуть не убив обоих, мальчишка внимательно наблюдал за приведением комнаты в порядок.  Ханджи и Эрвину было уже глубоко параллельно - они двигались по инерции, изредка вспоминая что-нибудь из удавшихся посиделок.

Леви выглядел так, будто даже созерцание этих двоих доставляло ему физическую боль.

- А потом постирайте скатерть. Дважды.

*

Ханджи убежала по делам, а Эрвин был вознагражден за уборку нормальным человеческим завтраком, который, правда, никак в него не лез. Но Леви он поблагодарил, и купил еще зефира, и даже помог с чисткой штор. И собирался все-таки заказать пиццу, но мальчишка поморщился, не дослушав, и приготовил еще и ужин.

После Леви ушел в свою комнату и даже запер дверь, хотя Эрвин надеялся разговорить его или просто посидеть рядом.

В итоге Эрвин разбирал старые конспекты, обещанные Найлу, под тихий шум телевизора. Мысли его циркулировали по кругу, не хотели возвращаться к работе, текли вольно и лениво. Три недели с Леви. Три недели, в течение коих мальчишка делал вид, что ненавидит его, а Смит, в свою очередь, делал вид, что ему все равно.

Леви не претенциозный; Леви одинокий, Леви весь провокация. Очевидно, он обнаженный и в то же время нет, потому как не позволяет к себе прикасаться. Не позволяет на себя смотреть. Но и Эрвин знал: так только с ним. У мальчишки ни семьи, ни друзей; как будто бы кроме Смита - никого.

Двое заперты в одной комнате.

И хотелось пробраться сквозь, разобрать от и до. Мотивы разглядеть несложно, но причина оставалась скрытой, хоть и лежала на поверхности.

Эрвин всегда скучал - среди сверстников, среди людей; они легко расчленялись на составляющие, с ними почти не о чем было говорить, каждый поступок диктовался базовыми потребностями. Диалоги повторяются.

С Леви никогда не повторялись.

Но весь мир - он же из химических реакций, из линейных траекторий поведения, и все можно объяснить биологией. Естественно. Просто. Скучно.

Эрвин не верил в любовь - это ведь гормоны. И поэтому никогда не брал ее в расчет. И именно поэтому ему даже в голову не пришло, что причина болезненной борьбы Леви с собой - он сам.

В зануд не влюбляются.

*

Мари выглядела очаровательно, ее серо-голубые глаза светились ласково и тепло, совсем не похожие на сталь во взгляде Леви.

- Доброе утро. - Эрвин галантно поцеловал ее руку и улыбнулся, присаживаясь напротив. В такое время почти все кафе были пусты, и свежий воздух просачивался через приоткрытую дверь.

- Доброе. Эрвин, ты не выспался?..

Она часто сказывалась занятой, отказываясь от предложенных свиданий. И все же была единственной девушкой, которая вызывала у Смита симпатию.

- Есть немного, - безмятежно ответил он, подперев подбородок рукой.

Лицо Мари медленно краснело, а губы предательски дрожали.

- Что это за пятно, Эрвин?..

На внутренней стороне воротника остались отпечатки чьих-то напомаженных губ.

- Я убью его.

*

А потом Эрвину позвонил опекун Леви и предложил забрать мальчишку, если он мешает. Но Эрвин отказался, не раздумывая.

*

Ханджи предложила вместе пообедать и сходить на аттракционы. Навряд ли бы сам Эрвин решил так провести выходные, но Леви, по его мнению, следовало бы проветриться. Рабочая неделя выдалась тяжелой, и за все время они, наверное, не перекинулись и десятком фраз; а способность мальчишки днями сидеть в комнате и никуда не выходить - поражала.

В конце концов, ничего не было известно о том, как он на самом деле жил до знакомства со Смитом, и что представляет собой его опекун. Леви вообще учится?.. Стоило бы выспросить об этом раньше, но Эрвин больше обращал внимания на постоянные недомолвки и провокационные выходки, чем на какие-то внешние факторы, могущие помочь ему понять мальчишку. Хотя это самое очевидное.

- Пошли за пироженками! - Ханджи вцепилась в Петру, почти спящую на ходу после неполной рабочей смены в ночь. Как Рал вообще согласилась на поход в парк развлечений после беготни по больнице? Из-за Ханджи?..

Если срываться из-за Ханджи каждый раз, то смерть от переутомления не заставит себя долго ждать.

- Да... конечно, - очаровательно смущаясь, Петра беззвучно зевнула в маленькую ладошку; аккуратно поправив складки сарафана, поднялась с дивана и медленно двинулась к витрине с кондитерскими изделиями.

Леви, уткнувшийся в угол дивана напротив, выглядящий зажато и пытающийся вместе с тем вести себя как можно более непринужденно, беспокойно ерзал и оглядывался по сторонам.

Эрвин пододвинулся к нему вплотную и спросил:

- Что-то не так?

Мальчишка ответил выражением лица, полным наивности и бесхитростного удовлетворения происходящим.

- Без нижнего белья непривычно как-то.

Поперхнувшись воздухом, Эрвин уплыл куда-то в прострацию, пытаясь осмыслить сказанное. А Леви, быстро расстегнув пуговицу на джинсах, взял ладонь Смита и ловко просунул за брючный ремень у бедра. Резинки от трусов действительно не было.

Казалось, в этот момент между ними проскользнул электрический разряд, потому что Эрвин, несолидно хмыкнув, резко отпрянул в сторону, а Леви почти улыбнулся, довольный его реакцией.

- Леви, - появившаяся из-за спинки дивана Ханджи чуть было не упала на него сверху. - Какое?..

Она неожиданно сильно к нему привязалась, пусть они грызлись почем зря и выносили мозг друг другу в два счета.

- Шоколадное? С фисташками? Пончик? Бисквитное?

Громкий голос Зоэ привлекал взгляды других посетителей кафе, но ей было плевать. В этом они с мальчишкой оказались схожими - одинаково безразлично относились к окружающим.

- Возьму то же, что захочет Эрвин.

Смит, искоса посмотрев на покрасневшего подростка, попросил:

- Клубнику со сливками.

И Леви отчего-то вспыхнул еще ярче.

*

Эрвин упустил момент, когда Леви от простых и порой весьма банальных издевок перешел к попыткам пошатнуть душевное равновесие сожителя при помощи совершенно определенных намеков и иногда - открытых домогательств.

Тоже способ вызвать ярость, но работал он лишь на смущение Эрвина, внезапное для него самого.

Он не знал, что делать с мальчишкой. Со сверстником он бы уже поговорил, а может, нешуточно бы увлекся, но Леви всего четырнадцать.

- Эрвин, - изящные пальцы накрыли глаза Смита, пока он делала вид, будто читает, сидя на кухне, - я возьму твою рубашку.

- Ладно.

Уже давно само собой определилось, что лучше не предпринимать ничего и вести себя покорно. Слишком податливый собеседник быстро надоест.

- Эрвин?..

- Да?

- Почему ты не отправил меня назад? - Он будто бы избегал слова «домой».

Эрвин уже забыл об этом. Леви, казалось, был с ним всегда, всегда подкалывал заходящую в гости Ханджи и всегда вкусно готовил; не стесняясь, расхаживал по дому после душа в полотенце на бедрах. Всегда.

И мысль о том, что это может измениться, причем очень скоро - испугала Смита.

- А ты хочешь... назад?

- Нет.

- Ну и договорились.

Леви безмолвно постоял рядом еще минуту, а потом, словно разозлившись, ушел к себе в комнату.

*

После Эрвина ждали аж две рабочих недели без выходных (он спал по воскресеньям беспробудно), в течение которых он разрывался между двумя желаниями: вернуться домой или не возвращаться туда никогда.

Кенни звонил еще раз, спрашивал, не забрать ли ему Леви, не надоедает ли Леви, и прислать ли денег. Прорывающийся через телефонную трубку хриплый голос совсем не понравился Смиту, и он вежливо отказался от всех полученных предложений.

Его дом изменился. В нем больше не было пыли, залежавшихся по разным углам футболок, коробок из-под пиццы и пустых пивных банок, вечно оставляемых бывшими сокурсниками.

Только тепло и чистота.

И Эрвин к этому привык; он сам вслед за этим изменился. Вдруг начал замечать, как Леви прячет за своей грубостью неловкость и смущение; как Леви красив и, пожалуй, слишком умен для своего возраста. И конечно, мальчишке было уже незачем стараться злить Смита, но он продолжал неумелые и ничем не прикрытые попытки его соблазнить.

*

- Хммм. - Спросонья протянул Эрвин, сжимая подушку и стараясь удержать какое-то приятное сновидение, содержание которого нещадно ускользало.

Кто-то обнимал со спины, уткнувшись носом в лопатку и пыхтя.

- Леви?

- Доброе утро.

Эрвин вздохнул, чувствуя, как нагло ощупывают его пресс.

- Мне все равно. Я буду спать.

- Спи. - Разрешил Леви и оставил поцелуй на загорелом плече.

Не то чтобы Эрвин точно определял какую-то границу, за какую было недопустимо переходить - он не хотел это обдумывать, не отдавая себя отчета в том, почему не хотел. Но Леви никогда до этого не целовал его и не пытался.

- Леви, перестань. Это не смешно.

- А я смеюсь?

- Леви.

- Да у тебя даже девушки нет, - пробормотал мальчишка уже совсем рядом с ухом Эрвина. Тот сразу вспомнил Мари.

- Благодаря тебе.

- Неважно.

Когда ладони Леви чуть не стянули со Смита трусы, он вскочил в постели, сжав запястья мальчишки в своих пальцах. Он понял, что на самом деле давно не готов все это терпеть, и ярость окатила с головы до ног.

- Чего тебе от меня нужно?

Растерянность исказила лицо Леви; он выглядел грустным и отвергнутым.

- Ничего, - тихо ответил он. В его глазах плескалась злость; как будто он остался непонятым, как будто Эрвин тормозил, чего-то не понимая.

Леви слез с постели и ушел; закрывая дверь, сказал:

- Ты мне нужен.

*

Все выглядело так, как раньше: Эрвин много работал, Леви готовил ему и запирался в комнате. Никаких намеков и приставаний. Ханджи не приходила - опаздывала с проектом к сроку, и умерла бы голодной смертью, если бы не Петра.

Эрвин тоже умер бы - с нынешним графиком и постоянным напряжением - если бы не Леви. Но вслух не говорил - боялся признать, насколько Леви ему нужен.

Все же мальчишка ему нравился. И это было совсем, совсем плохо; осознав это наедине с собой, Смит время от времени подумывал попросить Кенни приехать, но всякий раз откладывал звонок, стоило только представить, какой станет жизнь без младшего Аккермана.

Но приезд дяди был неизбежен. Как и принятие решения Эрвином.

*

- Все расходы? - Кенни вопросительно поднял брови.

- Да. - Подтвердил Эрвин, выдерживая строгий и подозрительный взгляд. У них семейное, что ли?..

- Ты хочешь забрать у меня племянника и предлагаешь полностью содержать его. Вы знакомы всего два месяца. А этот мелкий тот еще паршивец. Думаешь, твое предложение не звучит подозрительно?

Смит улыбнулся и посмотрел Кенни в глаза.

- Мне просто скучно одному, а у Леви здесь есть друзья.

Ханджи, например.

- Вот оно что. Договорились. Если уж он сам не против... В конце концов, из-за постоянной занятости я слишком мало времени уделял его воспитанию, так что, может, оно и к лучшему.

Такого облегчения Эрвин за всю свою жизнь не испытывал.

*

- Значит, я могу остаться с тобой? - После долгого молчания спросил Леви.

- Если хочешь.

Мальчишка, фыркнув, забрался к Эрвину на колени и принялся перебирать светлые пряди волос.

- Я хочу. А ты... хочешь меня?

Смит поморщился от постановки вопроса.

- Это всего лишь химическая реакция.

-  Ты - мой катализатор.

ЭКПСПЕРИМЕНТ (LEVI’S POV)

Эрвин был сдержанно властный.

Его снисходительность получалась как-то сама собой, естественно и ненавязчиво, будто все вокруг должны смириться, что ему на самом деле не интересны; будто все вокруг должны ждать, пока он сам не заинтересуется. И его спокойствие и вежливость раздражали до крайности - он ни разу не повысил на Леви голос, ни разу не отреагировал ни на ругательство, ни на жест. Не принимая во внимание, разглядывал через всю эту бесполезную шелуху, тщательно возведенные стены равнодушия к миру. Он видел Леви насквозь, и, наверное, расщеплял на элементы без труда.

И сам Леви это почти ненавидел, потому что Эрвин всегда выглядел просто и ненавязчиво, но как-то незримо давал понять: что бы ни происходило - его не удивить и не поставить в тупик. У него заранее были готовы все шаблоны и реплики, и он считал все предсказуемым и скучным.

И в Эрвине просвечивала почти напускная расслабленность, которую Леви, замечая еще и в едва ли не звериных повадках Кенни, тоже не мог выносить. До конца не понятно - действительно расслаблен или собирается ударить.

И прошла целая неделя, прежде чем Леви понял, что Смит и не думает атаковать или задевать его - намеренно или нет. Это несколько отличалось от мира, каким его было привычно видеть.

Эрвин приходился Кенни крестником, но раньше они не общались. Что-то в них схожее, спрятанное внутри, настораживало; и, кажется, они друг друга терпеть не могли только на вид.

*

В конце концов, Леви пришел к выводу, что это ненадолго. У дяди есть и другие знакомые, у которых можно было бы погостить два месяца. Разница в том, что они бы попросту забыли о существовании младшего Аккермана, продолжая уделять внимание лишь своим личным, недоступным для случайного гостя жизням. А Эрвин постоянно смотрел, следил, наблюдал. Как будто ему было какое-то дело.

Но ведь не было же. Леви вообще не мог вспомнить, беспокоился ли о нем кто-нибудь открыто. Никто. Поэтому проявление внезапной заботы со стороны Смита казалось фальшивым - кто будет заботиться о навязанном, неудобном незнакомце?..

После Леви пришло в голову, что если вывести Эрвина из состояния равновесия, то станет видно, каков он на самом деле - без слоя привычек и улыбок, скрывавших в нем сталь.

Эксперимент.

- Мне неудобно спать наверху. – Заявил Леви однажды после завтрака.

- Почему? – Эрвин не мог не удивиться, потому что комната на втором этаже, которую он предложил мальчишке, была лишена каких-либо недостатков. 

- Неудобно. – Твердо повторил Леви, всем своим видом выражая враждебный протест.
Когда аргументов нет, ничем не подкрепленная претензия раздражает. Разве не так?..

- Ладно. Где ты, в таком случае, хочешь спать?

- Внизу.

Повисла пауза.

Первой мыслью Леви было что-то вроде «получилось», но Эрвин не разозлился, и по-прежнему говорил очень дружелюбным тоном.

Лишь несколько дней спустя выяснилось: Смит возился с уборкой старых вещей, мебелью и комнатами из-за каприза мальчишки в свой единственный за всю неделю выходной.

*

Леви сразу решил, что удачным итогом эксперимента будет досрочное возвращение к Кенни. И исправно пытался спровоцировать Эрвина на ярость придирками, недовольством, сиюминутными просьбами и холодными взглядами. Но по сравнению с холодными взглядами самого Эрвина – как синий лед в июльскую жару – выходило слабовато. И все же почему-то производило эффект.

Таким образом, Леви все-таки остался в комнате на первом этаже, был обеспечен зефиром разных видов на год вперед и получил все книги, какие просил.

На просьбу отвалить Эрвин тепло и насмешливо улыбнулся, но к Аккерману не лез – читал научные журналы, делал бумажную работу или уходил.

Леви никак не мог понять – этот Смит что, отдыхать не умеет от работы? Ему кто-нибудь говорил, как это полезно и даже приятно?..

Эрвин оказался конченым трудоголиком.

Леви, сам того не ожидая, заставил его весь вечер смотреть какой-то случайный фильм по телевизору, а потом разозлился сам на себя – с какой это стати?..

Только. Один. Раз.

*

В дом Эрвина, несмотря на всю его занятость, постоянно приходили какие-то люди – то выпить, то по работе, то совета спросить. Они все вели себя очень по-разному, но создавалось впечатление, словно бы они считали его кем-то вроде своего лидера и старшего брата одновременно.

Молчаливый верзила по имени Майк мог приходить покурить. Сидел у открытого окошка на кухне, выкуривал пару сигарет подряд, не произнося ни слова, кивал читающему Эрвину и уходил. Это почему-то считалось нормой.

Найл остро шутил, не признавая границ личного – для него не существовало закрытых тем; подкалывал Смита, рассказывая о какой-то Мари; высмеивал его должность, его проект, его последнюю статью. Эрвина это совершенно не трогало – он утверждал, что Доук очень серьезный человек, отлично выполняющий свои обязанности, а его критика неплохо помогает. Что до шуток – у каждого свой способ справляться с собственной усталостью.

Апофеозом коллективного безумия была Ханджи Зоэ, с которой Леви познакомился гораздо раньше, чем с прочими.

Во-первых, что бы он там про нее не говорил, она могла выпить все – в любом количестве, смешивая разные виды алкоголя и при этом выглядя чудовищно бодро и человечно. (То есть, в отличие от Эрвина, не страдала жутким похмельем с утра, а вела себя так, будто очень хорошо выспалась).

Во-вторых, Ханджи ужасно пела. Настолько, что ее хотелось убить. Даже Смит временами затыкал уши или пытался заговорить ее чем-нибудь – лишь бы она молчала.

В-третьих, Ханджи, похоже, считала, что дом Эрвина – ее дом: она могла прийти в любое время суток без предупреждения, без разрешения брать, делать и есть что угодно. И это тоже почему-то считалось нормой.

Однако все ее особые черты оказались полнейшей ерундой по сравнению с одной-единственной, перекрывающей остальные: Зоэ была невероятно проницательна.

- Перестань пытаться злить Эрвина. – Совершенно спокойно сказала она Леви, задумчиво рассматривая содержимое холодильника.

Вот так просто. Пришла, хотя сам Эрвин на работе; кинула свою сумку в гостиной, ворвалась на кухню, не поздоровавшись даже, открыла холодильник – и вдруг выдала.

Леви аж чаем захлебнулся.

- Он выглядит слишком самодовольным, и это бесит, - пробормотал Аккерман, разглядывая узор на чашке.

- О, шоколадная паста! – Ханджи уселась напротив, с банкой и ложкой. В напряженной тишине она открутила крышку, поправила свои очки и уставилась на Леви – сквозь его недовольный взгляд, фарфор чашки и отросшую челку.

- Ты действительно думаешь, что он самодовольный? – Почти изумилась она. – Конечно, нет. Ему скучно. Поскольку он не находит ничего интересного в людях, он заочно относится к ним так, будто знает их наперед. Чаще всего это так и есть.

Леви никак не понимал, что она имеет в виду.

- Но я заметила, что в последнее время он более расслабленный. Давно говорила: начни уже встречаться с кем-нибудь или сожителя найди. Это проблемно и весело. – Леви снова захлебнулся чаем; Ханджи уже уничтожила треть банки. – Разозлить Эрвина сложно, а если у тебя и получится… я видела его в настоящей ярости лишь однажды, и надеюсь больше никогда не увидеть. Хм. А на этикетке написано, что тут есть орешки…

Зоэ вздохнула и, не прощаясь, ушла (она вообще не имела привычки к формальностям), захватив с собой остатки пасты.

Эта женщина была отвратительна в своих манерах, неумении соблюдать порядок и нелепо высказываться с претензией на жизненные советы. Но Леви она нравилась, хотя он бы никому в этом не признался.

*

После разговора с Ханджи, больше похожего на монолог, Леви всматривался в Эрвина, как мог. Готовил завтрак (от скуки, это все от скуки, конечно), заставлял помогать с уборкой; слушал даже. Если Смита интересовал предмет диалога, то лицо его становилось увлеченным, живым и красивым, и тогда вмиг слетало выражение, которое Леви когда-то принимал за надменность.

У Эрвина речь была почти научная: точные формулировки, терминология, уточнения, отсылки к авторам и произведениям. Он словно цитировал академический учебник. Единственное, что разбавляло эту череду интересных, но точно оформленных фактов и историй – изменение голоса, понижение и повышение тона, оттенки быстро проскальзывающих эмоций.

Наконец, Леви все чаще и чаще старался увести Смита в то состояние беседы, когда он рассказывал что-то совсем расслабленно, обыденно и просто. Потому что в такие моменты голос его был другой, и Эрвина хотелось не только слушать – на него хотелось смотреть.

- Если ты так много знаешь о разных странах, почему ты не путешествуешь? – Как-то спросил Леви, под действием чая и полуночных бдений растерявший всю свою колкость и напускное раздражение.

- Не знаю, - пожал плечами Эрвин, - за последние два года я нигде не был, хотя думал, что как только начну хорошо зарабатывать, буду везде ездить.

Леви в детстве тоже хотел побывать в местах, не похожих на его город с серыми высотками, тянущимися в небо, высасывающими из людей тепло, разрастающимися вширь и вдаль, словно бетонная опухоль.

Подумалось, что можно соглашаться сопровождать Кенни в его рабочих поездках, но это же будет другое – не так, как рассказывает Эрвин. А так, как рассказывает Эрвин, может быть только с самим Эрвином.

Леви задумался об этом и не произнес больше ни слова, а Смит ушел спать; и показалось, будто что-то непроизнесенное зависло в воздухе.

Мысль о преждевременном отъезде перестала быть такой же привлекательной, как прежде.

*

Следующим утром Эрвин собирался увидеться с Мари – едва проснувшись, Леви, потирая веки пальцами, пошел на кухню за стаканом воды и услышал отрывок телефонного разговора. Он пропустил мимо ушей его содержание, кроме одного женского имени, и все стало ясно.

Как сформировалось решение подпортить радость встречи, Аккерман и сам не смог отследить, но пока Эрвин был в душе, Леви стащил приготовленную им свежую и выглаженную рубашку и забытую Ханджи у зеркала в коридоре ярко-красную помаду.

Сложность мероприятия заключалась в том, что Леви не приходилось пользоваться помадой или наблюдать, как кто-то красится - он этим никогда не интересовался. Так что губы он накрасил очень и очень криво, однако вожделенный поцелуй на ткани оставил – смазанный и угадываемый скорее интуитивно, чем по внешним очертаниям алого пятна. Может, страстный просто.

Вернув рубашку на место, Аккерман долго оттирал с лица помаду, недоумевая: неужели некоторые девушки пользуются ею ежедневно? Ну и дрянь. И идея с поцелуем дурацкая.

Эрвин вернулся примерно через час после того, как ушел. Мрачный и немногословный, он пожелал Леви доброго утра так, словно просил поскорее освободить мир от своего присутствия. Смит явно торопился куда-то еще, но сначала надо было переодеть рубашку.

Пребывая в задумчивости и плохом настроении после неудавшегося свидания, Эрвин расстегивал пуговицы на ходу, и перед тем, как дверь его комнаты захлопнулась, Леви успел увидеть очертания плеч и лопаток, обнажившихся из-за наполовину сползшей со спины рубашки.

Он почувствовал себя чертовым вуайеристом, потому что возбудился.

*

Кенни позвонил и сказал, что может задержаться еще на некоторое время – раз уж Леви «пока не достал» Эрвина.

*

- Ты чего такой красный? – Ханджи ткнула его пальцем в щеку, воспользовавшись моментом – пока Петра и Эрвин застряли в очередном павильоне.

Хуже, чем парк развлечений, Леви не мог ничего представить.

- Жарко? Хочешь, мороженого купим?..

Да, было жарко. И действительно непривычно без нижнего белья – джинсовая ткань ощущалась странновато, швы отчетливо жались к коже. Наверное, на ней остались следы.

- Не хочу, - буркнул Леви, отодвигаясь от Зоэ и тут же замечая на горизонте Смита и Рал. – Хотя нет. Хочу.

Ханджи умилилась, погладила «несчастного ребенка» по голове (Аккерман поморщился), попросила его не умирать и никуда не уходить, а сама, побежав вперед и захватив Петру, унеслась искать мороженое.

Молча постояв рядом с подошедшим Эрвином пару минут, Леви вздохнул, взял его за руку и уткнулся ему в плечо.

Вдруг захотелось, чтобы мороженое продавали на другом земном полушарии, но Ханджи с Петрой вернулись быстро.

*

Леви снилась какая-то чепуха. Его классическая «чепуха» - бежать куда-то, испытывать боль, падать, кричать, подниматься и бежать снова, изнывать от осознания бесполезности всех усилий, что-то упускать, упускать, упускать…

Он проснулся, жадно задышал, широко распахнув глаза. Электрический свет ударил по зрачкам, ночные звуки за распахнутым окном заставляли нервно дергаться; читать не получалось – строки размывались и разбегались, терялись и путались.

Леви пытался вспомнить детали; возникал нечеткий образ, сразу же тянущий за собой отчаяние, непонятную вину, сломленную привязанность. Больше всего человек из сна был похож на Эрвина, но иного – жестче и фанатичней, ведущего за собой целый легион.

Странные летние грезы.

Леви выпил воды, вышел постоять на крыльце дома, вернулся в постель – снова заснуть не смог. Тихо, боясь нашуметь, он пересек коридор и открыл дверь в комнату Эрвина; дверь противно скрипнула, однако Смит не проснулся. 

Живой, теплый. Никуда не делся, не умер, не потерял руку. Спит и дышит ровно и глубоко, крепко смежив веки со светлыми ресницами. Пахнет собой, выглядит как обычно – безмятежно и спокойно.

Сначала Леви думал, что удостоверившись во всем этом, немного посмотрев на Эрвина – уйдет к себе. Но потом забрался рядом с ним под одеяло, прижался ближе и уснул так.

*

После того как Эрвин все же разозлился на него, Леви перестал к нему приставать. Он все никак не мог разобраться, что в нем самом не так – возраст, пол, может – он сам?..

Ни в школе, ни за ее стенами никто не проявлял к Леви симпатии, и он вдруг очень четко осознал: он не знает, как выражать чувства, которые он толком не в состоянии охарактеризовать. Есть какие-то негласные правила?

Единственный пример романтических отношений, который Леви довелось рассмотреть вблизи – Ханджи и Петра. Ханджи – тот еще фрик, увлеченный своими исследованиями, а Петра – одновременно ее ассистент, няня и девушка. Такая схема работала только с ними; было очевидно, что Леви это ничем не поможет.

Тогда он решил: если Эрвин против (временно против) близких отношений, включающих прикосновения и поцелуи, то быть рядом без какого бы ни было подтекста – можно.

И пока все друзья Смита зависли с собственными проблемами, и на него навалилось столько работы, Леви урывал у него времени, сколько было возможно; готовил, гладил рубашки, расставлял разбросанные по дому книги на отведенные им полки.

И не заметил, как про себя начал называть это место домом.

*

- Ну так чего – ты с ним остаешься, мелкий? – Хриплый голос Кенни едва заглушал стук сердца Леви, сжимающего телефонную трубку с силой.

Он что-то ответил, нагрубил, отозвался об Эрвине нелестным эпитетом, с легкостью принял обещание получить по шее и неловкое пожелание удачи.

Расставаться с Кенни не было жаль; и обиды за невнимание на него не было. Они ведь с ним очень похожи, и пусть воспитатель из старшего Аккермана вышел тот еще – Леви испытывал к нему нечто вроде благодарности.

Они ведь с ним прощались по телефону, чтобы не видеться по-настоящему и избежать нелепой для обоих сцены прощания.

*

А после Эрвин разрешил с ним спать. Обнимать со спины, будить с утра пораньше, целовать в скулы. Ничего более. Если раньше Леви понемногу разрешал вторгаться в свое личное пространство, а Эрвин демонстрировал ненатуральное безразличие, то стало наоборот: Эрвин уступал и иногда, в исключительные моменты, проявлял мягкость, а Леви делал вид, что ему все равно.

Наверное, эта игра со сменой ролей, наступательная и отступательная, резкая и тихая – как соленая морская волна, по песчинке истачивающая камень – будет продолжаться всегда.

И такой расклад устраивал обоих.

Однако любая попытка попросить больше, чем Смит уступал, ни к чему хорошему не приводила. Его режущий взгляд останавливал на полуслове и тормозил на полужесте. С подобным взглядом отдают приказы или идут в бой; и Леви покорно молчал, покорно ждал – лишь бы не этот взгляд.

*

Запросы Леви ограничивались его фантазией, а фантазия не ограничивалась. Он без спросу врывался к Эрвину на работу, срывал его с командировки, а однажды, в выходные, заставил съездить на море. В сумме – около десяти часов пути в жару, под самовольно переключающееся с волны на волну радио и бессмысленные, но эмоциональные споры – от усталости Эрвина и упрямства Леви.

Но потом залила горизонт лазурная лента воды, и послышался восхитительно раздражающий крик чаек, и забылось все. Сразу.

И Леви, промочив кеды и джинсы, глядя на улыбнувшегося впервые за последние дни Эрвина, подумал, сколько еще придется пережить, чтобы научиться доверять и научить доверять.

В отличие от снов, впереди была целая жизнь, без ежесекундного страха смерти и потерь.

Леви планировал много экспериментов.